Профессионал

   Мне очень бы хотелось, чтобы мой блог стал по-настоящему семейным творением. И кое-что уже стало получаться. С нашей бабулей-Иришулей, с её сказками,  размышлениями, поздравлениями некоторые из наших гостей, приятелей и друзей уже познакомились. Маленькая Анисья над блогом трудится активней всех: пожалуй, нет ни одной публикации, в создании которой так или иначе не принимала бы участия моя дочь. А сегодня я хочу познакомить всех с нашим дедушкой - моим папой. Он у нас тоже очень творческий человек: и на гитаре отлично играет, и песни сам пишет, и рассказы, поёт здорово. А ещё он мастер на все руки - наш дом он построил сам. Он любит и умеет работать с деревом: кормушки для птиц в нашей усадьбе, шкатулки для рукоделия, игрушки для Аси - это его рук дело. 

И, как и все в нашей семье, наш дедушка - большой философ. Ой, видно, это у нас фамильное :) И своим рассказом он приглашает всех к размышлению и разговору о профессионализме и дилетантстве, о творчестве и ремесле, о мастерстве и самодеятельности, о вдохновении и труде. А точнее - о той невидимой (и, наверное, неведомой) грани, где все эти понятия встречаются и пересекаются... Или не пересекаются?...А, может, даже и не встречаются?...

                                                                                                                     

Профессионал

Павел подошел к новенькой железной двери и нажал кнопку домофона."Паша, ты?"-прохрипел динамик голосом его старого друга Сереги Петрова, а ныне достаточно известного и покупаемого писателя Аскольда Северова."Я-я, натюрлих", - Паша, когда волновался, то шутил несколько плоско. А волновался он совершенно напрасно, потому что Серега был ему искренне рад, нисколько не изменился, а остался все тем же Серегой из 8-А, а Аскольд сегодня, видимо, отдыхал. В немаленькой холостяцкой квартире Сереги было удобно и красиво. По существу, это была одна огромная комната, состоящая из различных, как говорят дизайнеры, зон и у Павла аж дух захватило от ничем не прикрытой зависти: здесь царил порядок в мужском понимании. Любая женщина назвала бы все это хаосом и разрухой.

Пока Павел бережно прислонял к стене свой драгоценный сверток и снимал куртку, Серега, как фокусник, одним отточенным движением расставил на низеньком толстоногом столике тарелочки с закусками, несколько красивых бутылок, рюмочки-стаканчики, ну все, что в такой ситуации полагается. Еще раз поправив стоящий сверток, Павел направился в Серегины объятия.

Собственно, из-за этого свертка Пашка и притащился к Сергею в Москву из очень дальнего пригорода. Под толстым слоем упаковочной бумаги, стойко перенес все тяготы дальней дороги, разобранный ломберный столик, сработанный самим Павлом Алексеевичем Стоговым в свободное от основной деятельности время. А основной Пашиной деятельностью было управление самосвалом марки КАМАЗ, чем он успешно занимался последние без малого тридцать лет своей жизни. Жизни в общем-то обычной для советского мужика конца второго тысячелетия. 

Эпоха великого застоя, потом перестройка, безработица, мытарства, существование на грани голода и развода, и полнейшая безнадега требовали хоть какой-то разрядки, расслабления. И Паша стал расслабляться ежедневно и помногу. Витька Косых, организовавший одну из первых частных клиник в их городке, осмотрев своего бывшего соседа по парте и разлив по рюмкам дорогущий коньяк, сказал Павлу с печальной прямотой:"Либо это дело, либо жизнь. Решай сам и больше ко мне по поводу здоровья не приходи. А пить мы все когда-нибудь бросим, только одни успеют сделать это при жизни. И как-то убедительно это все Витька сказал, что Павел завязал, прямо у него в кабинете, завязал напрочь и бесповоротно. Оказалось, что сделать это было непросто. И не только потому, что "душа просила", были еще и друзья-«шофера», и тесть - компанейский мужик, и весь устоявшийся годами образ жизни, полный традиций и привычек. А этому сопротивляться было намного сложнее. Просидев с мужиками на первой же пьянке двадцать минут, абсолютно трезвый Пашка понял - веселые денечки канули в прошлое. В голове, забивая все остальное, нудил лишь один вопрос: "Неужели и я после стакана такой же?" Отвечать было необязательно, но легче от этого не становилось. Павел стал избегать компаний, дружки записали его в предатели.

Но жена, наблюдая три дня подряд своего мужа трезвым, поняла, что крест на Пашке ставить рано и очень помогла ему в трудные первые месяцы. Потом все наладилось, жизнь потекла другим руслом. Павел стал много читать, ходить с женой в театр или просто гулять по городу, но хотелось сделать что-то руками; нет не починить кран или повесить полку, а что-нибудь такое, пусть никчемное, пусть безделушку, но чтобы с удовольствием, с радостью, с душой. И чтоб неспешно, при хорошем настроении и желании. 

И решил Паша сделать ломберный столик. Не обеденный, не журнальный, а вот именно ломберный, хотя в карты не играл, ну если только в дурака. А к слову сказать, столярничать Пашка любил и умел. Это у него от отца, столяра-краснодеревщика какого-то очень высокого разряда. И строил Паша свой столик полтора года. Иногда неделями к деревяшкам не подходил, а иногда и до утра точил, сверлил, вырезал, но всегда с настроением, с легкой душой, с любовью. А когда закончил, то даже расстроился, потому что радость ощущал, когда делал, когда корпел над детищем своим, в состоянии особенном каком-то пребывал, которого раньше никогда не испытывал. И не хотелось ему ни удивить никого, ни зависть чью-то вызвать, ни доказать что-то. Просто фантазию свою, мечту и еще что-то очень личное в теплом, живом дереве выражал, и было ему легко и свободно, как вольной птице. А как последний мазок лаком сделал, так вроде и закончил полет свой и на землю обратно воротился.

Получилось, конечно, здорово. Гнутые резные ножки, инкрустированная под янтарь и серебро столешня, обрамленная замысловатым багетом с вставками из полированной бронзы (ну золото, ни дать ни взять) и все это безукоризненно подогнано, пришлифовано и покрыто специальным лаком стоимостью в пол зарплаты. 

Речей хвалебных в свой адрес наслушался Паша по полной программе. Жена чуть ли не каждый день подруг с работы приводила: "Вы только посмотрите что мой муж на досуге сделал!"  Тесть сказал:"Ё...", и целый вечер смотрел на мебелину, как завороженный, гладил руками, и его пришлось три раза звать к столу. Поставили столик в самом центре большой комнаты, и супруга ежедневно обтирала его чуть влажной , специально для этого купленной, тряпочкой.

Поэтому, когда Павел сказал жене, что решил столик продать, ей чуть плохо не стало. Потом она вдруг успокоилась и печально так спросила:

- Тебе что, деньги нужны? Так возьми те, что на шубу лежат. Нет, правда, ну как будто я у тебя его купила.

- Оленька, милая, - Паша чуть не задохнулся от нежности и слез - да не нужны мне деньги, что ты! Не из-за денег я его хочу продать, хотя и за деньги. Я, Оль, хочу знать, действительно я вещь сделал, или так себе.

- Господь с тобой, уж и так тебе дифирамбов напели, куда еще-то?, - жена с искренним удивлением смотрела на Пашку.

- Нет, Оль, вы все родные да знакомые, чему хочешь порадуетесь, лишь бы я не пил, да делом занимался, - Паша обнял жену за плечи, прижал ее голову к груди и замер, словно боясь что-то спугнуть.

 - А мне бы чужое мнение узнать, чтоб изъяны поискали, промахи, неточности всякие, а вердикт свой вынесли не словами, а деньгами. Так вернее будет. Зря-то никто и рубля не заплатит. А продавать я, может, и не стану, узнаю, сколько дадут, да и скажу, что мало. Оля, важно это для меня, почему - не знаю, не могу объяснить.

- Ладно. Ты мужик, тебе видней, да и столик, собственно, твой, - Ольга удобно устроила голову на мужниной груди и успокоилась 

- Только, чтоб тебе ни говорили, я такое только в музее видела, и очень будет жалко, если ты его все-таки продашь.

- Я в субботу в Москву съезжу, к Сереге Петрову ,покажу ему.

- Нашел специалиста, - безразлично сказала Ольга, прижимаясь еще сильнее к Пашкиной груди.

-Специалист он, конечно, никакой, зато парень хваткий и в кругах вращается.

-В каких таких кругах, что ты говоришь?- Ольга продолжала купаться в объятьях мужа, и ничего другое ее сейчас не интересовало, а разговор поддерживала лишь для того, чтобы продлить эти минуты.

- Он теперь писатель.

- Кто? Петров писатель? Ха-ха-ха...- Ольга залилась безудержным, веселым смехом

- Петров писатель! Ха-ха-ха...

Супруга смеялась так заразительно, что Павел постепенно начал хохотать сам: 

- Да точно тебе говорю, ха-ха, Аскольд, ха-ха, блин Северов, ха-ха-ха...

Счастливые супруги смеялись долго, потом целовались, потом...Но в субботу на первой электричке Паша выехал в Москву.       Собственно, вот и все о содержимом свертка.

 Ну, обнялись с Серегой, по первой выпили. Пашка еще в электричке решил, что несколько рюмок выпьет, чтобы Серега в привычной обстановке был и на дурацкие вопросы не отвлекался. Потом повспоминали одноклассников: кто где, помянули кого уж нет, и вроде как перерыв в разговоре наметился. Паша попросил подождать минут пять, шмыгнул в коридор и вернулся с распакованным и собранным творением рук своих, поставил возле Сереги и уселся на свое место.                                                                                                         

- У-у, какая красотень! - Серега встал с дивана и заходил вокруг Пашкиного детища, заложив руки за спину, - Знатная штучка.

- Серега, сколько такой стоить может?

- Что ж ты такое чудо продавать решил? А откуда он у тебя?

- Сам сделал - немного поколебавшись ответил Пашка.

- Правда что ли?- Серега на секунду оторвал взгляд от столика и недоверчиво посмотрел на Пашку, - Ну ты прямо Данила-мастер. Здорово получилось!

-Так что, правда стоящая вещь вышла? -Павел весь напрягся, пытаясь уловить в ответе малейшую фальшь. Ему хотелось знать правду и ничего кроме, какая бы она ни была. Зачем? Он не мог объяснить даже себе.

- Правда, Пашенька, правда - Серега продолжал завороженно смотреть на столик и разговаривал будто бы с ним. - И стоит такой тысячи две, не меньше.

- Две тысячи чего? - на всякий случай спросил Павел, хотя прекрасно понимал, о какой валюте шла речь.

- Их самых, родимых, Пашенька, зелененьких.

- Врет наверное, -подумал Павел. В хорошем настроении, да под рюмку и миллион пообещать можно. Не тот зто вариант. Видать, самому придется продавать. Как и где это сделать Павел не представлял и благодушная улыбка сменилась глубокой озабоченностью.

- Да, Паша, понимаю, - Серега по-своему истолковал перемену Пашиного настроения, - стоит он дороже, но тогда сам его продавай. А я тебе живые деньги предлагаю, прямо сейчас .

 Серега выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда толстую пачку долларов. Павел посмотрел на Серегу, потом на пачку и смысл сказанного стал постепенно до него доходить.

Серега отсчитал двадцать новеньких купюр и положил на стол перед гостем.

Павел от волнения встал и засунул обе руки в карманы брюк, чтобы не мешали.

- Ну хорошо, - Серега снова потянулся к письменному столу - вот еще пятьсот, но это край, Паша. Мне-то тоже что-нибудь заработать надо, согласен?

- Согласен, - выдавил из себя Павел и плюхнулся на диван.

- Ну вот и хорошо, вот и славненько, сейчас и обмоем, - Серега засуетился над рюмками, -деньги-то спрячь.

Павел засунул хрустящие бумажки во внутренний карман пиджака, машинально чокнулся с Серегой и залпом выпил.

Результат превзошел все Пашины ожидания. Вот так, влет, получить годовую зарплату, да еще и твердо знать, что это намного меньше, чем на самом деле. «Я молодец. Я мастер» - подумал Павел и счастливо улыбнулся.

Серега ловко закинул в рот маслинку, вытер об край рубашки руки и пересел поближе к Пашкиному столику. Теперь это была его вещь, и Серега стал гладить столик руками и разглядывать вплотную. Павлу стало немного неприятно: «Вот уйду, и лапай сколько влезет», - чуть не сказал вслух Павел, но сдержался.

- Я так понял, -Серега наконец-то оторвался от покупки и повернулся к гостю, -Ты, Пашуля, ищешь новые рынки сбыта. Родной поселок ты уже перерос. Ну да, кому там это нужно, - Серега сделал деловую морду и манерно закурил,- Мудро поступаешь, дальновидно. И что у тебя там - ЧП, ТОО или так, втихаря? Привез бы хоть фотографии образцов. А объемы какие? Давай рассказывай. Чем могу - помогу, да и себя не обижу.

- Да что ты, Серый, какие ЧП! Шоферю я на автобазе нашей, вот и все мои ТОО. А это я так, под настроение, от безделья. Водку пьянствовать перестал, от телевизора тошнит, ну и после работы, в выходные, потихонечку, в удовольствие, - Павел даже засмущался от того, что все так просто объяснялось, и что сам он такой простой, без особого образования и даже без опыта, не задаваясь какой-то целью, как бы походя, легко и без всякого напряжения, взял и сделал такую вещь.

-Тю...- скривился Серега, будто съел дольку лимона,- Я думал он мастер, а ты - художественная самодеятельность. Серега раздосадованно ткнул сигаретой в хрустальную пепельницу. - Жалко, братан, жалко, а то могли бы с тобой дело наладить.

Блаженная улыбка еще украшала Пашино морщинистое лицо, но обидные слова уже достигли оттопыренных ушей.

- Это чего же это я не мастер?- Павел стал сосредоточенно изучать надписи на одной из бутылок - столик-то вроде я сделал?

-Ты, ты. Не обижайся, я же не об этом, - Серега примирительно положил руку на Пашино плечо. – Может, ты, конечно, и мастер, но не профессионал. Вернее, ты профессионал, но в другом деле, а в этом - дилетант.

- Это почему же дилетант? - Павлу очень хотелось скинуть Серегину руку, но он перетерпел, - чтобы из массива мебель делать, надо и руки из плеч иметь, и башку мало-мальскую, а самое главное - дерево понимать, его натуральную красоту выявить, форму естественную придать, а не насиловать да красками не размалевывать.

 -Ну-ну, не надо мне про поэзию опилок и музыку стружки! Скажи лучше, сколько столик делал?

- Полтора года.

-Во-о-от,- Серега самодовольно хмыкнул, будто сам это знал, - Полтора года. Второй такой сразу сделать не сможешь, правильно?

- Ну, я не думал, но вряд ли.

- Конечно, нет, Пашенька! Будешь еще год настроения ждать, потом решишь какое-нибудь бюро сварганить, а, может быть, резьбой по кости заинтересуешься и годика через два из моржового клыка жене расческу вырежешь, - Серега убрал руку с Пашиного плеча, достал из пачки сигарету, покрутил в руках и выкинул в пепельницу,- Красота, а не жизнь: хочу творю, нет настроя - отдыхаю.

- А как по-другому, Сергей, ты же ведь сам пишешь? Разве можно с десяти до восемнадцати писателем быть, а в конце месяца план сдавать?

- Не можно, милый мой, а нужно! И только так и никак иначе! Ты такую штуку видел? - Серега резко вскочил с дивана, подбежал к книжным стеллажам и вернулся с несколькими папками солидного вида,- На вот, полюбопытствуй.

В папках лежали напечатанные типографским способом листки, каждый в отдельном прозрачном конверте. Павел тупо уставился в них, но, в общем-то знакомые, слова не связывались в единый текст и не несли какого-то смысла.

- Это контракты, Паша, мои контракты с издательствами, где я, Паша, обязуюсь, понял? – обязуюсь! к определенному сроку написать столько-то рассказов, столько-то повестей в столько-то страниц и не дай боже я опоздаю хоть на день. Что мне за это будет, там прописано четко, а про вдохновение не сказано ничего.

Ты вот водилой работаешь. Значит, каждый день - дождь, гололед, туман, снег, а ты изволь за бараночку - и вперед! Потому, как ты не просто водитель, а ты водитель- профессионал. А я вот встал утром - надо в издательство ехать - а за окном туман, дорога - голый лед, и башка после вчерашнего немного квадратная, подумал я и поехал на такси. Потому что я - водитель-любитель, даже если стаж у меня тридцать лет, да хоть тысячу, все равно я останусь любителем!

- Так вроде, теперь такого деления нет, и права у всех одинаковые, и номера?

-А зря,- Серега забрал у Павла папки и швырнул их на письменный стол, - Разумно это было.

- Постой-ка, Серега, - Павел явно отставая от понимания сказанного, решил немного попридержать хозяина, - Это значит, ты еще не написал ничего, а денежки уже получил?

- Точно так, догадливый ты мой, точно так.

- А вдруг не получится, ну не пишется и все?

- Получится, обязательно получится. Издательство не со всякими такие контракты заключает. Они меня знают: Аскольд Северов напишет в срок и то, что нужно.

- То есть, как это - то, что нужно?

- Вот только не надо девочку из себя корчить, - Серега налил себе почти целый стакан и выпил, -Творчество - это, мой милый, труд. Тяжелый и изнурительный. А писать нужно так, чтоб это потом читали и книжки твои покупали. Писать нужно о том, что интересно людям, Пашенька, не тебе лично, а людям. А для этого надо знать, что этим самым людям интересно.

Сергей подошел к окну и стал всматриваться в панораму коробкообразных кварталов новостроек, словно ища там поддержку и доказательства.

- И петь надо так, чтобы на твои концерты ходили, и кино снимать такое, чтоб за кассетами в очередь стояли и книги писать покупаемые. Понял, Паша? По-ку-па-е-мы-е! И всего этого надо много, в изобилии, чтобы всем хватило и еще осталось. А для этого надо работать, работать и работать! Пахать надо, Паша, как проклятому! И уж если напал на жилу золотую, то маши лопатой, как пропеллер, пока другие не подоспели. Вдохновение, - Серега стал ходить по комнате из стороны в сторону, - вот оно где должно быть!- он продемонстрировал Павлу с силою сжатый кулак,- Сел за работу - достал, закончил - убрал. И только так , Пашенька, и никак иначе. Все остальное - самодеятельность чистой воды.

- Чего ты раскипятился-то, - попытался утихомирить друга Павел, - кто с тобой спорит-то?

- Да такие как ты вот, самодельщики, - Серега уселся на диван и наконец-то закурил, - понаехали, самородки.

- Не понял? - возмутился Павел, - чем это мы тебе дорогу перебежали?

- Ладно, не будем углубляться, - Серега примирительно улыбнулся и потянулся к бутылке, - давай еще накатим и сменим тему

Они выпили, но разговор как-то не продолжился. Серега задумался о чем-то, а Павлу необходимо было собрать в кучу разбежавшиеся мысли.

- А ведь и верно, - размышлял Павел машинально ковыряя вилкой в полупустой тарелке, - любая профессия - это труд и труд не легкий, работа одним словом. А работа, какая б не была распрекрасная, не всегда в радость. И так иной раз тошно за нее приниматься, что хоть криком кричи, и бросить все хочется, и бегом от нее бечь, и клянешь ты ее всякими не нормативными словами, и вопрошаешь - "да за что же мне это наказание!", а все ж работаешь. А потому, что как по другому-то? Это ж работа твоя. Кормилица родимая, куда ж без нее-то денешься? И впрягаешься, как лошадь безответная в повозку, и пошел потихоньку, удила закусив, зубами поскрипывая, и вроде ничего, пошла милая, глядишь и маленько полегче стало, а вот уж и совсем нормальненько - поберегись! Я тут работаю!

И от этих мыслей совсем у Паши концы с концами разошлись.

Полупустая электричка методично вздрагивала на стыках, за окном уже зажглись фонари, рядом, уткнувшись Пашке в бок, дремал тщательно упакованный столик. Голова с непривычки слегка побаливала и в ней со скоростью пролетающих за окном деревьев и домов возникали и пропадали мысли, точнее их обрывки, - Съездили бы с Ольгой куда-нибудь... Еще такой сделаешь... Дурачок ты, Паша, лопушок...Зачем тебе эта баранка, смотри, какое дело выгодное - сиди себе дома...Ну не за две с полтиной, да хоть за пятьсот баксов...Диван бы поменять, а то ведь ровесник сыну...Да пошли вы все...Песня не продается...

- Что вы сказали? - Сидящая напротив девушка оторвалась от книги и вопросительно взглянула на Павла.

- Нет...Ничего. Это я про себя. Извините.

Девушка хмыкнула и снова окунулась в книгу. За окном тянулись бесконечные московские задворки. Ехать было еще долго.

                                                                        

Геннадий Белоусов         16.09.2007